Источник:
Материалы переданы редакцией журнала «Алтай»
Гришаев В.Ф.
ОТЕЦ ПИСАТЕЛЯ
Об отце писателя Н.Н.Чебаевского
Home

СОДЕРЖАНИЕ:

            1                      2                      3                      4                      5                      6

 

1

Имя Николая Николаевича Чебаевского (1917-1992), автора романа «Если любишь», нескольких повестей и сборников рассказов, хорошо известно на Алтае.

Он был человеком трудной судьбы. В 11 лет стал инвалидом. Случилось это в разгар коллективизации. Отец его, землеустроитель, нарезал земли вновь созданным коммунам и колхозам, причем самые лучшие. Кулаки и единоличники вытеснялись на малопригодные «неудобицы». И те возненавидели «землемера», хотя был он лишь простым исполнителем распоряжений властей. Однажды, когда он засиделся допоздна над очередным планом землепользования, в окно, брызнув разбитым стеклом, влетело полено, едва не размозжив ему голову.

А 1 августа 1928 года жертвой их мести стал сын Николай. Был жаркий день, он купался с деревенскими мальчишками в речке, когда на берегу подвыпившие по случаю праздника - Ильина дня - парни затеяли жестокую драку. Мальчишки побежали звать старших, чтобы разнять их, Николай один остался на берегу. Заглядевшись на драку, он не заметил, как кто-то схватил его сзади и сбросил с высокого берега.

Падая, он ударился ногами о лежавшие внизу бревна, затем спиною, головой и потерял сознание. Подоспевшие мальчишки попытались его поднять, но он закричал от невыносимой боли в ногах. Вызванный кем-то отец на руках отнес его домой.

Последствия ушиба ног врачи определили как травматологический остеомиелит. Николай перенес четыре мучительных операции, в результате правую ногу ему ампутировали, да и левая никогда уже не стала нормальной.

Покушение на отца, покушение на сына... Кто мог поручиться, что они не повторятся?.. А в семье подрастали еще сын Валентин и дочка Инна.

По настоянию матери, в 1930 году Чебаевские переехали в Сибирь, в село Тогул, где отец получил место старшего землеустроителя райземотдела.

А Николай целых шесть лет вынужден был заниматься самостоятельно по школьным учебникам. Но от сверстников не отстал: в 9-й класс, пусть на костылях, но пошел вместе со всеми и окончил его успешно. Мечтал сдать экстерном и за 10-й. Настойчивости и способностей у него хватило бы. Но...

Донимал сустав покалеченной левой ноги: не раз открывалась и подолгу не заживала рана. Врачи предлагали ампутировать и ее, но Николай готов был скорее умереть, чем остаться совсем без ног.

И это не все. Беда, как известно, приходит не одна. В ночь на 5 апреля 1937 года лично начальником райотделения НКВД Куклиным был арестован отец. А на следующий день их выселили из дома. Продав все, что было можно, перебрались в развалюху*...

О продолжении учебы пришлось забыть. На руках у него остались младшие брат с сестренкой и больная мать, здоровье которой было подорвано еще покушениями на мужа и сына.

Трудился чертежником в райзо (у отца в свое время выучился), подрабатывал ремонтом часов (тоже добрый человек научил, когда, обезножев, сидел дома), потом работал художником в районном Доме культуры...

В июне 1941 года ушел на фронт любимый брат Валентин, лучший друг и помощник. Ушел и не вернулся... В девятом классе у него вдруг (а, может, и не вдруг) прорезался дар «сочинителя». Два его рассказа, к удивлению и радости родни, учителей, школьных друзей-товарищей были опубликованы в московском журнале «Дружные ребята» и заслужили похвалу одного из столичных профессиональных писателей. Кто знает, кем бы стал Валентин, проживи он подольше? Кто знает, сколько юных талантов на корню загубила война?..

Возможно, пример брата вдохновил, а, может, независимо от него, захотелось Николаю Николаевичу самому взяться за перо? И, вот, в 1948 году в альманахе «Алтай» появились три его небольших рассказа: «Счастье», «На вокзале», «Васино озеро». Это был первый шаг по дороге, с которой он не сошел уже до конца жизни. Это оказалось истинным его призванием.

Кто помог инвалиду с детства устоять в жизни, сохранить веру в себя и ту светлую, искреннюю любовь к людям, которой полны его книги? Семья? Друзья? Учителя? А все понемногу.

И не последнее место в этом ряду, я думаю, занимает отец. О нем-то и хочется мне рассказать, тем более, что трагические подробности последнего периода его жизни до сих пор не из-вестны даже его родным и близким. Не довелось о них узнать и Николаю Николаевичу: «дело» отца было рассекречено уже после его смерти. Ныне оно хранится в отделе спецдокументации краевого госархива вместе с тысячами и тысячами других дел реабилитированных «врагов народа».

 

2

Николай Алексеевич Чебаевский родился 25 марта 1893 года в небольшом городке Лальске Вологодской губернии, в семье столяра-краснодеревщика. Еще школьником, из-за неладов с мачехой, перешел жить к старшей сестре, работавшей в библиотеке. Выйдя замуж, она переехала в Рыбинск и взяла с собой брата. Там он окончил гимназию и, по словам сына, «поступил в институт в Петербурге учиться на землемера». Название института он не приводит, не называет и причины, почему отец его не закончил. В его анкете, составленной после ареста, указано: «Образование - незаконченное высшее. Специальность - землеустроитель и картограф».

В летние каникулы студент Чебаевский подрабатывал таксатором в одном из лесничеств. Там встретил красавицу Машу, приемную дочь лесничего. Молодые люди полюбили друг друга и поженились. Брак их оказался на редкость счастливым.

В 1914 году, с началом войны, Чебаевский был призван в армию и направлен в Киев, в топографическое управление. Оттуда в 1916 году переведен в Елабугу, в запасной полк. Там в 1917 году и родился будущий писатель. Вскоре Николай Алексеевич демобилизовался и вернулся на родную Вологодчину. Работая землеустроителем, кочевал с семьей из деревни в деревню. В одной из них, на границе с Коми АССР, и произошло уже описанное несчастье с сыном Николаем.

Оттуда, как уже сказано, переехали в Тогул. В 1935 году Николай Алексеевич по состоянию здоровья перешел на более спокойную, без разъездов, хотя и менее оплачиваемую работу - учителем географии, рисования и черчения в местную школу.

Возможно, сделал это для того, чтобы уделять больше времени детям, в первую очередь - сыну-инвалиду, ибо работа землеустроителя была связана с частыми отъездами? Но это лишь мое предположение, а, точнее, кто теперь скажет?..

5 апреля 1937 года Николай Алексеевич выступил на районном совещании учителей с критическими замечаниями о недостатках в школе, в частности, по словам одного из свидетелей, о «добровольно-принудительной» подписке на «Заем обороны». Через полтора часа после совещания он был арестован лично начальником Тогульского райотделения НКВД сержантом госбезопасности Куклиным. Запомните эту фамилию: она вам не раз встретится.

В тот же день вместе с группой других арестованных жителей Тогульского района он был отконвоирован в бийскую тюрьму.

Один из конвоиров, милиционер Иван Поплевин, по возвращении, на допросе у Куклина, показал:

«В Верх-Марушке мы остановились с арестованными на обед. Когда я повел Чебаевского оправляться, он спросил: «Нас могут расстрелять?» И сам же ответил: «Я знаю, для чего нас арестовали. Война неизбежна, нас таких наберут по 10-15 человек из каждого района и расстреляют, чтобы другим неповадно было затевать какие-либо волынки».

К сожалению, Николай Алексеевич был совсем недалек от истины...

Если верить протоколу, он уже в день прибытия в тюрьму, то есть 5 апреля, был допрошен оперуполномоченным Бийского горотдела НКВД Д.Я. Тереховым. Тот сразу взял быка за рога: «Расскажите следствию о вашей работе по созданию контрреволюционной группы для осуществления подрывной работы в колхозах района и пропаганды идей фашизма. Следствие требует от вас правдивых показаний».

Не трудно представить, что этот вопрос для Чебаевского был равнозначен удару обухом по голове.

«Контрреволюционную группу не организовывал», - ответил он.

«Следствием установлено, - нажимал Терехов, - что вы организовали контрреволюционную группу в районе. Назовите ее членов. И следствию не врите!

- Ничего не знаю.

- Семенова Кузьму Ивановича, счетовода колхоза «Звезда» из поселка Ивановки знаете?

- Знаю. Покупал у него мед.

- Вы его завербовали.

- Не вербовал.

- Семенькова Семена Егоровича, колхозника из села Малиновая Грива знаете?

- Знаю. Ночевал у него, когда работал землеустроителем.

- И его вы завербовали.

- И его не вербовал».

На этом первый допрос был закончен. Второй состоялся 17 апреля, почти через две недели после первого. Но это не означает, что Чебаевский 12 дней спокойно посиживал в камере в ожидании вызова на новый допрос. В «деле» есть постановление Куклина (он участвовал в допросах тогульцев) от 9 апреля, утвержденное начальником Бийского оперсектора НКВД Биримбаумом. Прочтите его внимательно.

«9 апреля 1937 г. на следствии арестованный Чебаевский Н.А. вел себя крайне вызывающе. К Куклину и Терехову относился издевательски. Работников управления госбезопасности называл гестаповцами. От подписи отказался. Его вывели в коридор, оставив одного на несколько минут. Он нашел на шкафу оставленный уборщицей нож и нанес им себе несколько ран на голове, не причинив тяжелого ранения.

Постановил:

Чебаевского Николая Алексеевича содержать в штафной камере (карцере. - В.Г.) десять суток».

Как видим, 9 апреля Куклин и Терехов пытались принудить Чебаевского подписать сочиненный ими протокол допроса (какой же еще?), а тот от подписи отказался и обозвал их гестаповцами.

Оскорбить их просто так, ни с того ни с сего, он не мог. В показаниях директора Тогульской средней школы Елизаветы Афанасьевны Лемачко (к ним мы еще вернемся) есть такая любопытная фраза о Чебаевском: «Он проявлял среди преподавателей чрезмерную вежливость».

Словом, на грубости был не способен по своему характеру. Выходит, Куклин с Тереховым чем-то так «воздействовали» на него, что он потерял контроль над собой. О мерах «воздействия» чекистов на арестованных в ходе допроса гадать не приходится. Они хорошо известны: многочасовая выстойка, лишение сна и пищи, ледяной карцер, куда провинившегося арестованного обычно сажали раздетым до нижнего белья, на хлеб и воду один раз в сутки и, наконец, просто избивали зверски.

Что из этого набора применили они к несчастному Чебаевскому? И какой по счету был уже этот допрос?..

И в коридор они, вероятней всего, вывели его не на «несколько минут», а поставили на выстойку. И он, доведенный до отчаяния всем, что творили с ним палачи, схватился за нож...

Таким, примерно, представляется мне тот допрос...

 

3

Ну, а следующий запротоколированный допрос состоялся, как уже сказано, 17 апреля. Провел его сержант госбезопасности Москалев. Чебаевского доставили к нему из карцера, где тот провел восемь суток. Не трудно представить, каким он оттуда вышел. А потому не удивительно, что сразу подписал протокол с «признательными» показаниями.

В чем их суть?

Чебаевский якобы создал в Тогульском районе контрреволюционную группу в составе 12 человек. Кроме уже названных на первом допросе Семенова и Семенькова, в нее входили восемь единоличников и колхозников из разных сел, а также «распроданный по пятикратке» кулак из Тогула, сторож конторы «Заготлен». Все они уже находились в бийской тюрьме. Двенадцатым был сам Чебаевский.

Всем «завербованным» он дал задание вести вербовку недовольных советской властью и с их помощью разлагать колхозы, чтобы ослабить страну перед надвигающейся войной с Германией и Японией.

Всего Чебаевский побывал на семи допросах. Пятый из них 29 июня, провел Куклин. Если верить протоколу, он задал ему один-единственный вопрос: «От кого вы получили установку на организацию вооруженного восстания с целью свержения советской власти?»

Чебаевский ответил (якобы ответил).

- От Черепухина*. Он связан с Центром троцкистов. Цель восстания - восстановление капиталистического строя и роспуск колхозов.

Всего один вопрос и один короткий ответ. Но почему так дрожала рука у Николая Алексеевича, когда он подписывал этот протокол? И почему после допроса Куклина он, вроде бы во всем уже «признавшийся», вдруг обратился к начальнику Бийского оперсектора НКВД Биримбауму с таким заявлением:

«Прошу вызвать меня на допрос для дачи дополнительных показаний по делу нашей контрреволюционной организации, так как я решил ничего от следователя не скрывать».

Что за всем этим кроется?

А кроется, вполне возможно, то, что Куклин припомнил ему «гестаповца». Словом, не обошлось без «физического воздействия».

3-го июля, когда Чебаевского, уже по его просьбе, вызвали на новый допрос, он «признался», что «обработал в контрреволюционном духе ученика 8-го класса Сергея Иванова, сына купца, расстрелянного партизанами, и тот, по его заданию, создал в школе фашистскую группу из трех человек».

И, наконец, 4-го июля, на последнем допросе, «признался», что, будучи в Бийске, установил связь с руководителем тамошней «контрреволюционной кадетско-монархической организации» бывшим офицером Ефановым.

 

4

На этом допросы закончились. Но Куклин одними «признаниями» Чебаевского не ограничился. Еще 6 апреля 1937 года, сразу после его ареста, заведующий Тогульским райзо Петраков Сергей Григорьевич представил в райотделение НКВД (уж, конечно, не по своей инициативе) акт комиссии. В нем говорилось:

«Заведующий Тогульским райзо Петраков, старший землеустроитель Иванов и старший агроном Краюшкин, просмотрев работу Чебаевского с весны 1930 по 1 июля 1933 года, нашли массу недостатков... Резюмируя изложенное, считаем необходимым привлечь Чебаевского к судебной ответственности».

Вот так...

А 5 мая Петраков сам был арестован и осужден к 10 годам лагерей. Одной из причин, а, может, главной, стала такая: жена его была дочерью кулака, а первый ее муж - казачий офицер.

Такие были времена...

10 апреля 1937 г. в райотделение НКВД поступил другой акт - из школы. Привожу его целиком, чтобы вы, читатель, лучше почувствовали атмосферу тех лет.

«10 апреля 1937 г. Директор Тогульской средней школы Лемачко Е.А., пред. месткома Грибова Н.П. (учительница математики. - В.Г.), секретарь комитета ВЛКСМ Данилова М.С. и представители учащихся Бедарев Н. и Андреева Л. составили настоящий акт о нижеследующем:

1. Враг народа - фашист Чебаевский Николай Алексеевич, работая преподавателем в Тогульской средней школе, вел подрывную работу, направленную к срыву работы школы, на разложение учащихся, подрыв трудовой дисциплины и обострение отношений между учащимися и педагогами.

2. Враг народа Чебаевский завербовал учеников Иванова и Зака, через них проводил контрреволюционную работу:

а) В марте группа учащихся 4-го класса (около 10 человек) вышла с урока с наклеенными на груди и на рукавах фашист-скими значками. Расклеивали их на дверях.

б) Учащиеся этого же класса Кузиков и Русских А. написали на клочке бумаги телеграмму Троцкому: «Организуй силы для нападения на Советский Союз».

в) Иванов среди учащихся 8-го класса игнорировал изучение Конституции, вел антисоветскую агитацию: «Я учусь для того, чтобы встать в ряды белой армии и бороться против советской власти».

8-го марта организовал пьянку. Срывал культмероприятия. Старался поднять авторитет Чебаевского. Срывал работу муз. кружка. Отлынивал (с Заком) от колхозной работы.

3. Чебаевский вместо географии рассказывал, где бывал и что видал. Ученик 9-го класса Н. Бедарев отказался отвечать из-за неподготовленности, Чебаевский ему после уроков сказал: «Ты бы хоть что-нибудь говорил, я бы все равно поставил тебе «отлично» или «хорошо».

На его уроках дисциплина слабая, особенно по черчению. Успеваемость по школе за 3-ю четверть - 58 процентов.

Настоящий акт передать следственным органам для привлечения виновных к судебной ответственности».

Акт подписали все, кроме ученика Н. Бедарева. Может, у него одного совесть заговорила. Справедливо ли называть учителя Николая Алексеевича врагом народа и фашистом, если еще не известно, за что он арестован? И то, что записано в акте об Иванове и Заке - самый настоящий донос.

А меня не покидает сомнение, что автором акта был Куклин...

Имеется в «деле» еще один любопытный документ - служебная характеристика Чебаевского, подписанная председателем Тогульского райисполкома (фамилия неразборчива) 23 июля 1937 г., то есть уже после ареста Николая Алексеевича:

«...В бытность землемером Чебаевский провел явно вредительски землеустройство по Ново-Каменскому сельсовету, в результате земля, расположенная на колхозных усадьбах и массивах, была отведена единоличникам для того, чтобы создать недовольство колхозно-крестьянских масс, которое было и выявлено в форме недовольства и драк с единоличниками.

Работая преподавателем средней школы, занимался формированием контрреволюционных повстанческих кадров, очевидно имея задания врагов народа».

Интересно, а от кого председатель райисполкома имел задание написать такую характеристику на Чебаевского?..

Повторюсь: и акты, и характеристика не самотеком пришли в райотделение НКВД.

Добавили компромата и свидетели (тоже не без помощи чекистов).

Елизавета Афанасьевна Лемачко, директор школы: «Чебаевский в общественной жизни не участвовал, ссылаясь на перегруженность. Уроки строил так, что всегда вызывал невероятный шум, особенно на рисовании и черчении. Ставил незаслуженно отличные и хорошие оценки.

Всегда старался говорить комплименты, не раз приглашал к себе на квартиру, всячески пытался расположить к себе и привлечь на свою сторону, чтобы завербовать в фашистскую организацию (!!). Среди преподавателей проявлял чрезмерную вежливость...»

Карасев Иван Васильевич, инспектор районо: «...Мне прохода не давал - звал в гости, норовил споить и завербовать в фашистскую организацию...»

Усанова Олимпиада Ивановна, 68 лет, педагогический стаж 45 лет: «Однажды я спросила Чебаевского: «А вы не коммунист?» Он ответил: «В партию вступают лишь дураки да подлецы».

Аксенов Михаил Терентьевич, учитель Тогульской средней школы: «В декабре 1936 года, когда я пришел к Чебаевскому, он читал газету «Известия» о событиях в Испании. Мне сказал: «Испания не пойдет по пути СССР, потому что путь этот неверный. Коммунизм нельзя построить без мировой революции». И еще сказал, что крестьяне не были подготовлены к коллективизации».

Не знаю, уважаемый читатель, как вы, а я, когда читаю подобные показания свидетелей на своего коллегу, товарища по работе, меня не покидает одна мысль: «А страшно ж, наверно, было жить в те годы!..»

 

5

16 апреля 1937 года был арестован ученик 8-го класса Иванов-Лебедев Сергей Михайлович. Он родился в 1918 году в семье купца Петра Лебедева, расстрелянного партизанами и усыновлен неким Ивановым. Ни о Лебедеве, ни об Иванове в «деле» сведений нет.

Уже 17 апреля на допросе у следователя Чусовлянова Иванов показал:

«Да, я действительно являюсь членом группы Н.А. Чебаевского, завербован им в ноябре 1936 года. Наша контрреволюционная работа заключалась в том, чтобы дезорганизовать работу в школе, восстановить учащихся против преподавателей.

Я лично дезорганизовал работу учащихся младших классов. Носить фашистские значки они стали под моим влиянием. С учащимися старших классов вел контрреволюционную пропаганду о нерентабельности колхозов, что приведет к их развалу. Чтобы обострить ненависть учащихся к существующему строю, вел пропаганду за реставрацию капитализма. О Сталинской Конституции говорил: «Это просто обман». В январе 1937 года в присутствии учащихся заявил: «Я учусь для того, чтобы в дальнейшем стать главнокомандующим белогвардейскими войсками». Все это делал под влиянием Чебаевского.

В начале февраля 1937 года по поручению Чебаевского сорвал вечер художественной самодеятельности - сделал так, что гармонист ушел домой.

Дал задание ученику 9-го класса Заку подорвать авторитет преподавателя математики, комсомолки Грибовой Нины Петровны.

Вел контрреволюционную агитацию о неизбежности разгрома СССР в случае войны с Германией или Японией.

В нашу контрреволюционную группу входили: Зак Иван, Стариков Виктор, Волынчиков Анатолий, Тихонов Григорий, Долгов (имя не указано)».

Никто из них, кроме Зака, даже не допрашивался. Это о чем-нибудь говорит?..

И еще. Если на минуту поверить, что ученик Иванов действительно так показал на допросе, что это его слова, то невольно возникает вопрос: «Почему его не показали психиатру?» Только Иванов тут явно ни при чем.

4-го мая его допросил сам Куклин. Иванов показал, что находился в близких отношениях с Чебаевским, мог обсуждать с ним вопросы политического порядка. Чебаевский ему говорил, что раньше крестьянам жилось лучше, каждый был сам себе хозяин, а теперь, взгляните, как издевались над ними во время коллективизации! И все это по установкам коммунистической партии.

Его разговоры повлияли на меня, я был солидарен с ним и дал согласие бороться против советской власти. По его заданию организовал контрреволюционную группу в школе...»

На следующем допросе, 7 мая, тоже у Куклина, Иванов уточнил, что «сборища» созданной им контрреволюционной группы проходили у него на квартире и еще раз подтвердил, что открыто восхвалял фашистский строй.

4 июля, в бийской тюрьме, Куклин провел очную ставку между Чебаевским и Ивановым. На ней Чебаевский показал (дословно): «Да, я обработал Иванова в фашистском духе. По моему заданию он организовал контрреволюционную группу в школе».

Иванов это подтвердил.

Оба они, как видно, были к тому времени сломлены, а потому подтверждали и подписывали все, что им подсовывали чекисты. Говорю это совсем не в осуждение.

19 апреля был допрошен Куклиным и ученик 9-го класса Зак Иван Борисович, 1920 года рождения, член ВЛКСМ, еврей по национальности. Он подтвердил, что завербован в контрреволюционную группу Ивановым, по его заданию сорвал работу музыкального кружка, подрывал авторитет учительницы Грибовой; кроме того, пьянствовал, гулял с девушками, «чтобы разложить учащихся».

 

6

А вот что Иван Зак показал в ходе реабилитации 8-го апреля 1957 года. В то время он проживал в Риге, был отцом трех детей, членом КПСС, участником Великой Отечественной войны (в войсках ПВО):

«Я был арестован в апреле 1937 года. За что, не знаю. Вначале меня обвинили в том, что я создал контрреволюционную группу в колхозе и там вел антисоветскую агитацию, после - в том, что состоял в школьной контрреволюционной группе. Под воздействием следователя (Куклина. - В.Г.) признался, что, состоя в контрреволюционной группе, вел контрреволюционную работу, хотя этого не было! Под воздействием следователя вынужденно показал на Чебаевского и Иванова, хотя ничего об их антисоветской деятельности не знаю... В бийской тюрьме содержался около трех месяцев, затем был освобожден».

Зак «подзабыл» одну существенную деталь: 29 мая он направил Куклину покаянное заявление: «Я понял, что мои действия на руку классовому врагу». При этом оговорил Иванова, после чего и был освобожден.

А теперь послушаем, что показала в ходе реабилитации Грязнова Любовь Иосифовна, учившаяся в Тогульской средней школе с 1928 по 1939 год:

«...В 1937 году Иванов и Зак были арестованы. Зак вскоре освобожден, Иванова я больше не встречала. После ареста Чебаевского нас проинформировали, что в школе орудовала группа врагов, которая разлагала учащихся.

Я от Иванова никакой антисоветчины не слышала, он ничем среди учеников не выделялся. Зак Иван активно участвовал в общественной жизни, учился хорошо, но авторитетом не пользовался: был замечен в аморальных поступках. Иванов открыто осуждал его за подхалимство. С Чебаевским он тоже не был близок, подсмеивался над его физическим недостатком. У того нижняя челюсть выпирала наружу по сравнению с верхней.

Впервые слышу, что ученики писали телеграмму Троцкому и носили фашистские значки.

Факты, изложенные в акте от 10 апреля, не соответствуют действительности. От Чебаевского никакой антисоветской агитации не слышала. Никакой подрывной работы среди учащихся в нашей школе не проводилось».

Постановлением тройки при управлении НКВД по Западно-Сибирскому краю от 13 августа 1937 года Чебаевский Николай Алексеевич был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 28 августа.

Тем же постановлением ученик 8-го класса Сергей Иванов был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Дальнейшая его судьба не известна.

В уже упоминавшихся «Автобиографических заметках» Н.Н. Чебаевский пишет:

«Осенью (1937 г. - В.Г.) зашел к нам знакомый отца - Алешин. Сказал, что был в Бийске и на вокзальной площади увидел среди группы людей, которых сопровождал к вагону конвой, нашего отца. Отец тоже увидел Алешина, поднял вверх обе руки с растопыренными пальцами. Что это значило? Наверное, отец хотел объяснить, что ему дали десять лет, просил передать это семье.

Больше от отца не было известий. Лишь в пятьдесят третьем году, когда отца реабилитировали, нам сообщили, что умер он в августе 1945 года, не дотянув до конца срока всего полтора года. Но мать об этом не узнала, она умерла в 1952 году».

Одно из двух: или Алешин обознался, или сознательно, из сострадания, пошел на «святую ложь», чтобы оставить родным Николая Алексеевича лучик надежды на его возвращение.

А сообщение, что он якобы умер в лагере в августе 1945 года - самая настоящая ложь. Так обычно отвечали родственникам расстрелянных. И реабилитирован он был не в 1953-м, а 5-го октября 1957 года решением Алтайского краевого суда, как и все, проходившие с ним по «делу».